«В искусстве нет ни заказчика, ни цели — это одна из основополагающих вещей»: заменит ли ИИ полноценные картины, можно ли выдать посредственность за шедевр, как связаны Тульская область и Татарстан — интервью с художником Олегом Агафоновым

Фото из архива Олега Агафонова.

Неважно, где ты родился, главное — кто и что тебя окружали, ведь именно это по итогу оказывает влияние на формирование творческого человека. Отличный пример — тульский художник и дизайнер Олег Агафонов, родом из шахтерского поселка Центральный в Суворовском районе. Сегодня его работы и проекты знают не только в Туле и за пределами области, но и в других странах. Все начинается с малого, ну или с простых занятий в творческом центре и встречи с мудрым наставником, способным привить любовь к искусству и чтению. Как сегодня живут и зарабатывают художники, поглотит ли искусственный интеллект творчество, зачем нужны картины в эпоху цифровизации, способны ли зрители понять актуальное искусство и есть ли способ отличить шедевр от посредственности? Попробуем поговорить об этом с Олегом Агафоновым — героем нового интервью Тульской службы новостей.

Уголь меняем на уголь, но под другим углом

Фото из архива Олега Агафонова.

Расскажи немного о себе: как начал заниматься живописью, что на тебя повлияло, дружил ли в школе с ИЗО?


Мне 38 лет, и пишу осознанно с подросткового возраста. Родился в шахтерском поселке Центральный в Суворовском районе. Там был филиал крупного завода, куда мой папа ездил на велосипеде на работу, но потом что-то пошло не так. Городок, который метил на место Суворова, таковым не стал.

Я смеюсь, что не помню Советского Союза, но застал его. В поселке это время буквально продлилось до 90-х годов. На главной улице стояли соцреалистические фигуры спортсменов, женщин и других персонажей, которые, к слову, были очень красивые.


А вот уроки ИЗО в школе оказались ужасны, у меня даже двойка выходила по этому предмету. 


Все изменилось, когда родители пришли в гости к крестному, дочь которого ходила в художку. Так и я решился попробовать что-то новое и прикольное. 


И через некоторое время родители отвели меня в Центр творческого развития и гуманитарного образования в Суворове. Не знаю, как он сейчас называется и есть ли до сих пор, но тогда моя преподавательница Регина Петровна Соловьева оказала на меня большое влияние. 


Кайф был в том, что центр объединил квалифицированных педагогов, поэтому обучение шло на ином уровне. Как будто тебя сразу перекинули на новую ступень и сказали: «Теперь мы работаем иначе». 


Сначала мы рисовали только копии известных картин. Мне сразу принесли лист формата А1 и объяснили: «Теперь рисуем как взрослые люди». 


Регина Петровна Соловьева — для меня человек жизнеопределяющий и заразивший своей энергией. 


В нашей группе было мало людей, на занятия мы ходили свободно, обязательных заданий не было. А преподаватели работали над картинами параллельно с нами. Мы писали маслом, осваивали разные техники графики, гравюры.

Регина Петровна постоянно привозила интересных друзей из Москвы – геологов, подругу, которая занималась японской живописью. Все они делились знаниями с нами. 


Но самое главное — там я выучился читать. До этого книги меня не привлекали, а в центре так делать было нельзя. В этой компании нельзя не читать, иначе будто отстаешь от остальных.


У Регины Петровны на столе лежала профессиональная литература — про художника Александра Дейнеку, керамику и другие сферы


Параллельно с нами работали другие педагоги. Регина Петровна вела живопись, графику, частично скульптуру. А еще в центре была гончарка с настоящим мастером.


Все ребята из нашей группы выбрали для себя творческую стезю в дальнейшем — дизайн, академическая живопись и даже иконопись.

Фото из архива Олега Агафонова.

А если сравнивать с твоим опытом, нужны ли уроки ИЗО в школе?


Мне кажется, это большая трагедия в рамках нашего образования. К музыке и рисованию относятся поверхностно, а литературу ставят выше. Сегодня ИЗО в школе — чистая формальность, а ведь базовые навыки академического рисунка могут и пригодиться. 


Мне в этом смысле нравился опыт работы в США. У них в школе — какой-то запредельный уровень рисования, и это обязательная программа.


Думаю, что и в наших общеобразовательных школах такое возможно, если привлекать нормальных преподавателей и правильно все подавать.


Рисование обучает ребенка усидчивости в первую очередь, что важно сегодня.


Когда тебе дают лист А1 и говорят: «Мы очень медленно штрихуем». И ты 40 часов ходишь и штрихуешь это с утра до ночи. 

Фото из архива Олега Агафонова.

А рисование – это больше навык или все-таки талант?


Если мы говорим про графику, то это навык. Да, есть люди более предрасположенные и менее, но базовым вещам можно научить любого.


Что касается живописи — тут уже сложнее. Там много моментов, связанных с цветом. Здесь уже надо различать искусство и ремесло. Это разные вещи.

Фото из архива Олега Агафонова.

Как дизайн может пригодиться художнику?


Может показаться странным, но своим основным образованием я считаю ту базу, которую дала мне Регина Петровна Соловьева. 


После школы я поступил на графический дизайн в ТулГУ. И первые пару лет это были настоящие страдания. Потом я переборол это чувство и словил удовольствие от дизайна и довольно рано начал работать. 


Сейчас я рад, что так вышло. Дизайн позволяет мыслить по-другому. Появляется проектное мышление.

Современное актуальное искусство тоже строится по принципу проектов, а не отдельных работ. Плюсом навык взаимодействия с другими медиа и широкое понимание своих возможностей в современном мире гораздо лучше помогают. 


Даже заполнить заявку на опен-колл или сделать портфолио без навыков компьютера сейчас вообще невозможно.


*Опен-колл — это механизм открытого приглашения для участия в различных проектах, конкурсах и выставках.

Фото из архива Олега Агафонова.

Можно ли прожить только на искусстве? Или нужно совмещать творчество с другой работой? Как художники живут сегодня?


Художник практически никогда не существовал только на доход от искусства в его чистом виде. Даже в классическом понимании он всегда выполнял какие-то смежные работы.


Они часто были заказными, но без жесткого контроля — это могли быть не только иллюстрации. Подумайте о Васнецове или Куинджи — все они выполняли определенные заказы. В этом смысле современный художник ничем кардинально не отличается.


В моем окружении есть совершенно разные люди. Кто-то живет чисто на искусство, кто-то — на дополнительные заработки от дизайна или иллюстрации.


Из своей практики могу сказать: иногда ты продаешь лицензии на свои работы, чтобы их печатали как принты. Где-то делаешь паттерны для одежды.


У меня, например, сместился вектор. Раньше я зарабатывал дизайном, а искусством занимался в свободное время. Сегодня, наверное, 60% времени занимаюсь искусством и 40% — дизайном. К тому же, эти сферы сейчас сильно перемешаны.


Для меня есть конкретный критерий: искусство — это все, что не заказывается. Ты можешь сделать очень крутую иллюстрацию, но у нее есть заказчик и цель. В искусстве нет ни заказчика, ни цели — это одна из основополагающих вещей.


Среди моих знакомых есть и те, кто работает в профессиях, вообще не связанных с искусством — ни с творчеством, ни с ремеслом. Особенно это касается художников, которые формируют концептуальный взгляд, работают с перформансом — это немного другая сфера деятельности. 


Хотя надо сказать, что даже перформанс стал сегодня вполне актуален с точки зрения заработка. 

Фото из архива Олега Агафонова.

Границы понятия современное искусство размыты

Что считается современным искусством?


А что у нас современное искусство и нет? Актуальное и нет? Подавляющее число людей видят в абстракции что-то новое, хотя ей уже более 100 лет. Понятие современности растянуто и зависит от самого зрителя. 


Даже перформансу уже лет 60, если даже не больше. Да, оно могло называться иначе, но все это было. 

Мне не нравится поведение современных площадок, музеев, галерей, когда в одном месте хотят собрать именно вещи, которые можно потрогать. 


Визуальное искусство такое же актуальное. Оно требует большей подготовки зрителя, но и может дать ему самому очень много без дополнительного воздействия на органы чувств. 

Фото из архива Олега Агафонова.

За «цифру» или «физику»? Какой формат выберешь?


Цифра мне менее близка. Да, я занимаюсь графическим дизайном, и в нем есть элемент искусства — в момент, когда ты что-то придумываешь. Но когда упаковываешь и делаешь графическую составляющую, это уже ремесло.


А в том, что я для себя называю искусством, у меня нет ограничений. Есть люди, которые прекрасно работают в цифре. Но для меня все еще важно думать о бумаге и материале.


Я воспитан в традиционной школе рисунка и живописи, понимаю и ценю эстетику. Этика, выраженная через эстетику, — вот что мне особенно близко.

Фото из архива Олега Агафонова.

Почему материалы в реальности так важны для тебя?


Цифрового вокруг так много, и это не про вещь. Как-то я читал книгу Вилема Флюссера «О положении вещей» 16+. Он описывает, что в эпоху всеобщей цифровизации возвращение к вещи — это очень важная история. Как будто через вещь мы способны вернуть ощущение себя в реальности.


Вещь все еще важна: она может быть обесценена, сожжена, продана. Но для меня важны тактильность и момент физической коммуникации. У меня бывали работы с цифрой, которые я печатал и что-то доделывал уже вручную.

Как искусственный интеллект влияет на творчество? И может ли он забрать хлеб у художников?


В дизайне ИИ подходит либо для низкобюджетной рекламы, либо для концептов. Можно визуализировать идею без подробностей и просто показать заказчику.


У меня вообще нет страха. Если бы искусство заключалось только в создании картинок, тогда можно было бы бояться. Но, опять же каких? Если задать что-то уникальное и оригинальное, ИИ не справится.


Любая машина ищет самые популярные решения, усредняет их и находит плохие картинки. И на такой основе строит мысль, что вот такие изображения и надо делать. Это зацикленное действие превращает все в посредственность.


ИИ — это отличный инструмент для какой-то помощи, но вряд ли имеет отношение к искусству. 

Фото из архива Олега Агафонова.

Влияет ли место жительства на творческий потенциал?


Люди, которые, как я, родились в поселке, все детство проводят с родителями на огородах. Точно знаю, что это дает определенный тип чувствования, доступный тем, кто близко соприкасался с природой. 


Мое окружение было замкнутым, чтобы оградить меня от лихих девяностых.


Сейчас кажется, что детский опыт в контексте природы дает чуть больше свободы мышления, но могу ошибаться. 

Наша преподавательница Регина Петровна Соловьева включила в мою жизнь пленэр и жутко меня этим заразила.


*Пленэр - творческий метод работы живописца на природе.


Я помню, как уходил в самые настоящие дебри — по всему поселку и местам, которые были рядом. Пейзаж — это отдельная история.

Как уголь превратился в камень: «со-каменники» или может «со-угольники»

Фото из архива Олега Агафонова.

Расскажи о своем последнем проекте-перформансе «Ташташлар» или «со-каменники» в Альметьевске Республики Татарстан вместе с другой тульской художницей Катей Бузовой?


Мы недавно вернулись из Альметьевска — прошли по опен-коллу в резиденцию Татнефти «Открытые мастерские». Я вдохновился там и начал делать графику, которую сам не ожидал. Шуточно назвал ее «В поисках утраченной горы». И сейчас для меня это самое актуальное.


Открытые мастерские в Альметьевске — это крутое пространство, которое проводит опен-коллы как для местных художников, так и для приезжих. В этот раз по конкурсу прошли мы. 


Там есть гончарка, столярка, живопись, графика — все, что связано с искусством. На площадке проходят мероприятия по татарскому языку, книжные клубы, лаборатории от философов и художников.


Мы с Катей увидели набор и подумали: «Классно!». И подали туда проект скульптуры из чупаевского камня. У резиденции была конкретная задача — как-то работать с местным контекстом.


Чупаевский камень — редкий известняк, который использовался для строительства Альметьевска. 


Мы пришли в «Открытые мастерские» с идеей скульптуры, но после множества выездов, общения с художниками, кураторами и местными жителями выдали по итогу нечто другое. Нам предоставили возможность творить и мыслить, как мы хотим, а не по заказу. Кураторы направляли, а не приказывали. 


Дело в том, что карьер, куда мы ездили в рамках «Открытых мастерских» — бывшая Чупай-гора — ее уже нет. Она буквально «переехала» в город.


И по итогу мы оживили историю известняка, самого Альметьевска, людей, которые ее создавали, их культуры, традиций и воспоминаний. Через искусство можно познавать мир, в том числе и историю какого-то места, причем не только объективно, но эмоционально. 


Наш финальный проект «Ташташлар» или в переводе «со-каменники» был разделен на два дня или образно на две вахты. 


Первый день — это «перформативный жест». Я остался в Альметьевске, а Катя уехала на бывшую Чупай-гору. И мы оба в режиме реального времени развернули тридцатиметровый лист бумаги. Все это снималось и стало частью итоговой экспозиции. 


Мы должны были исписать свои листы с одного конца до другого — от момента, когда ты только начинаешь думать, до состояния, когда мозг отключается и ты работаешь автоматически.


Это была наша символическая творческая вахта, которая отдавала дань уважения женщинам, носившим в то время тяжелые камни, чтобы отстроить Альметьевск. 


Второй день — это «археологические раскопки». Мы создали большую экспозицию из всего, что собрали за время работы в мастерских и за их пределами: камни, наши рисунки, фотографии людей, полевые заметки, воспоминания местных жителей.


Есть такое татарское слово «эхо времени». Абстрактные графические работы стали именно эхом горы, которую все описывали, но никто точно не помнил. Нарисованные линии связали судьбы разных людей с одним объектом. 

Фото из архива Олега Агафонова.
Фото из архива Олега Агафонова.

А влияют ли на твое творчество социальные сети?


У меня задача соцсетей — популяризация своего искусства, возможность обратной связи и сохранение. Это удобный архив: я часто ищу там свои же работы.


Еще мне не очень нравится упрощение зрителя. Часто музеи просят сократить экспликацию, то есть описание выставки. Думаю, что неправильно заранее думать о зрителях плохо и упрощать их восприятие.

Как творят художники в мастерской – пафосно и громко или тихо? 


Поп-культура делает забавные вещи. С одной стороны, она дает возможность заглянуть во внутренний мир художника. С другой — она все гиперболизирует до абсурда. 

Для меня художник — это все-таки про размышление, про что-то сложное.

Лучше всего про это рассказывают два фильма, которые я очень советую.


Первый — «Ансельм» Вима Вендерса 18+, который вышел недавно. Он классно показывает Ансельма Кифера. Эта лента очень хорошо демонстрирует, что искусство — процесс последовательного философского мышления, а не просто экспрессивное безумие.


Второй фильм — про Герхарда Рихтера 18+. Он один из самых высокооплачиваемых художников и до сих пор работает в классических категориях с картинами и холстами, будучи при этом прекрасным абстракционистом.

Мне кажется, эти фильмы хорошо показывают, что художник, чем больше работает, тем становится сдержаннее. Хотя бывают моменты, когда ты можешь и «порезать» свою работу. 

Фото из архива Олега Агафонова.

Лечит ли искусство?


Честно говоря, мне не очень нравится искусство про травму. Люблю истории про созидательное восприятие. В своем искусстве я делаю много эстетики.


Могу сказать как автор: меня искусство вообще не лечит. Это тяжелый труд. 


Люди говорят: «О, посижу, порисую с вином и хорошо». Если бы я мог, то больше бы никогда в жизни не рисовал. Но я не могу!


Ты всегда недоволен результатом. Если даже работа нравится первые три часа, потом думаешь: «Закрыть и забыть».

Наверное, процесс придумывания и процесс создания финальной вещи — разные. Результат содержит в себе некую эстетику. 

Можно ли выдать посредственность за искусство? И легко ли продать ее?


Для начала попробуйте продать хоть что-нибудь, даже картину с ангелочками и бабочками! Вы столкнетесь с реальностью, где ничего не сможете продать. 


Когда изучаешь историю искусства, понимаешь, что авторы, которых мы видим в музеях, оказались там не просто так. Они реально были одними из самых крутых на тот момент.


Трудно делить вещи на «искусство — не искусство». Здесь нужно различать ремесло и нет. Есть крутые ремесленники, но это часто нельзя назвать искусством. Хотя бывает такой уровень ремесла, что его уже стыдно не назвать искусством. 

Фото из архива Олега Агафонова.

Как отличить искусство? 


Мне кажется, все упирается в образование. Те, кто читал и думал, — их сложнее обмануть.


Как ни странно, говоря о визуальном искусстве, я все время возвращаюсь к чтению.


Этот момент очень тонкий, но человек с подготовкой и пониманием способен довольно быстро  отделить зерна от плевел.

Ранее Тульская служба новостей писала, как тульские перформеры общались через звук, пространство и танец в прямом эфире.

Автор: Александра Мосина
Подписывайтесь на ТСН24 в